01 ноября 2019

В Чувашском книжном издательстве вышел сборник повестей и рассказов Александра Будникова «Ямщина». Буйное озорство и безудержная фантазия делают героев книг писателя-шумерлинца эдакими донкихотами российской провинции, помогают им выжить в суровых реалиях. Живой, исконно русский средневолжский говор автора придает книге неповторимый искрометный характер.
Читать прозу Александра Будникова интересно. Хотя пишет он как будто о будничных событиях, в которых участвуют простые люди. Но в их поступках, речах он узревает нечто, способное удивить и вызвать к ним сочувствие. Это происходит потому, что он и сам им сочувствует и старается не без мягкой иронии вникнуть в их жизненные перипетии. Вот, скажем, повествуется об одном дне из жизни Сани Маленького (рассказ «На пароме»). Утром Санька должен был пойти помогать на похоронах соседу. Родители у него пьющие, отец куда-то умотал, явно не на службу. А соседский долг исполнять надо. Там своя компания. Рыли могилу по очереди, ну и вели всякие разговоры. Потом стали выпивать и закусывать. Санька поел малость, да и укатил на велосипеде к реке порыбачить. Через реку паром ходит. И там своя компания и свои несуразности. Паромщик пьян вдребезги, руководит переправой Григорьич, тренер Саньки по волейболу. Объявлен карантин. То есть становится некое место запретным, запрещается свободное передвижение, что трактуется в реплике одного из компании как запрет на свободу вообще: «Все мы как бы в глубоком карантине!» Варили уху на костерке. Потом пошли на поминки. Да и день подошел к концу. Григорьич философически заключил: «День прошел, кончился. А что завтра?»
В повести «Ямщина» также описывается один день из жизни Ивана Саввича, праведника или «смотрящего» Ямской Слободы, по прозвищу Могуля. Он с утра читает на церковнославянском кондак, провожает свою бабу Сашу торговать, наблюдает за несмышленой молодежью, занимается по хозяйству, ведет разговоры с соседом, учителем географии, ведущим нищенское существование («А Ленин обещал учителя еще и не такую высоту поднять…»). Потом Могуля отправляется в библиотеку, по дороге встречает новоприбывших в слободу, беседует и с ними. У всех свои заботы и горести. «Наша жисть — ямщина долгыя!» В одном разговоре собеседники осуждают косноязычие телеведущих и приходят к такому умозаключению: «Они ведь и политику диктуют у нас, и лексику, и мораль, и манеры… А мы как тянули молча ямщину, так и тянем. Какие из нас хозяева страны?» Ямщина — как бы метафора трудной, беспросветной жизни его героев. Вернувшись домой под вечер, Иван Саввич оглядывает потухшие окна соседних домов, убедившись, что все почивают, сотворяет такую молитвенную просьбу: «Пресвятая Дева Мария Богородица, Николай-угодник чудотворец, помогите всем страждущим… Эх, ямщина».
Такие вот простые истории. Но в этом рассказе и повести, как и в других текстах А. Будникова, мы встречаем множество людей, связанных между собой родственными соседскими отношениями, взаимной симпатией или, наоборот, неприязнью. Автору удается в немногих словах раскрыть образ каждого персонажа, его прошлое и всю подноготную (background), душевное состояние какие-то порывы. Герои и сами раскрывался перед нами, рассказывая о каких-то «вероятных, чудных случаях из своей жизни (см., например, рассказ «Вечерние легенды»). Мы слышим их разноголосие в диалогической речи, которая вообще характерна для его прозы.
Эхо войны отзывается в ряде текстов писателя. Его герои прошли через ее горнило, воевали, некоторые попадали в плен, а после освобождения уже мотали срок в советских лагерях. Нужда послевоенных лет и всякое лихо выпадали на их долю. Но при всей их неприкаянности, неустроенности их жизни они не теряют внутреннего оптимизма и стойко переносят все невзгоды, могут как-то подбадривать друг друга. Есть среди персонажей и уголовные элементы: Урка Самсон из рассказа «Общага», Глуня, который наворовал в военной неразберихе, заимел фальшивые документы, куражится, развратничает, выдавая себя за офицера госбезопасности (рассказ «Печник»). Подобные люди пребывают в скверне и используют «самый гнусный способ управления демосом» — насилие Но им противостоят светлые образы. Самсону — тихая, смиренная Ксана, Глуне — настоящий герой войны Яков Мельников со своей любовью к Любе.
Нельзя сказать, что все так уж беспросветно у героев Будникова. Вот Васька, ученик слесаря в автопарке, желает самообразовываться и «собирать духовные богатства». Пошел в филармонию слушать Моцарта, стал ходить в театр. Но никак не мог понять, как и для чего надо совершенствоваться. В разговоре о борьбе светлых и темных душ с библиотекарем Маргаритой Станиславовной узнал, что надо совершенствоваться в добре. Потом его избивают. Стали с ним приключаться припадки. Воспитанный набожной бабкой, стал он ходить в храм и во всяких, даже несуразных ситуациях творить молитву. А сопровождал его часто дурачок Смех, бывший студент университета, потерявший разум после ранения на границе. Так стал Василий блаженным, умоленным, в сопровождении юродивого
Конечно, не только о житье-бытии «полупьяного барачного люда» пишет А. Будников. Сам он не только писатель, но и профессиональный художник. И потому нравы и поведение творческой интеллигенции знает изнутри. Возможно, и по собственным мытарствам в этих двух цехах искусства. В повести «Правильная невеста» он выписывает бумагомарателей типа Аминадава Ползуна, «никем давно не читаемого и много преуспевающего писателя», поэта-старикана Онищева, редактора альманаха «Кувалда», прелестницы Цинкундан и других «около-альманашных пассий» со всей уже саркастической иронией. Положительно можно воспринимать только поэта Николая Проломнова, которого «одолевает высокая мысль о гекатомбах, слагаемых на алтарь словесности» и который, рассылая стихи во все концы, получает постоянно отказы и пробавляется написанием внутренних рецензий на рукописи бездарей-графоманов. И потому «юношеская наивность и жестокость великих мира сего обрекали его на одинокое и бесплатное вдохновение». В салоне его подруги, «гениальной поэтессы», которая тем не менее работает кочегаром в бане («жрица у жертвенника Агни», «беспорочная кочегар-весталка») все восклицают в один голос: «Что же это за пещерное растакое время, в котором поэт не человек?» Это как бы эхо из повести «Грешник», в которой урки убили и ограбили Женьку, старшего брата главного героя Андрея, «и никого не забрали, не посадили. Словно бы деревенский и не человек вовсе. Дивные дела на нашей земле творились, люди были всего лишь живой силой, а порядки всюду, как в армии: подчиняйся не умному, а начальнику». Так и здесь, литначальство командует, хочет политизировать альманах: «…сделай демократическое лицо… Ну, или монархическое лицо — да хоть буддийское». Обычные стихи не печатают, потому что декада верлибра. Но Николаю Проломнову после всех хождений по литературным мукам «восхотелось и любви вечной, и простого счастья семейного. Тепла домашнего возжелалось». И такая «правильная невеста» нашлась как будто. Таков happy end повести.
Язык Будникова многослоен. Он мастерски владеет всеми его стилистическими регистрами. Церковнославянизмы, просторечие, архаизмы, диалектизмы шумерлинско-сурского говора (наверное, такой существует) придают его повествованию многокрасочность и какую-то особую выразительность. Когда его герои говорят, представляешь их как живых. Хотя он много печатался в альманахах, сборниках, русскоязычных журналах Чувашии, в московских «толстых» журналах и периодических изданиях, своя отдельная книга прозы выходит у него впервые. Да, действительно, так и выходит: «Жисть наша — ямщина долгыя!»
Атнер ХУЗАНГАЙ.
«МК» В ЧЕБОКСАРАХ».
4—11 декабря 2019 г.